Яков Есепкин

Трапезы. Сукровичные вишни у Ирода

I

Сад портальный украсят зелени,
Станем лотосы кровью гасить,
Желтосвечные наши и тени,
Поздно милостынь мертвым просить.

Много скорби о пире небесном,
Девы белые алчут сурьмы,
Во кармине пылают одесном
Золочёные багрием тьмы.

У Винсента ль просить божевольных
Дивных красок, его ли очниц
Не склевали вороны со дольных
Областей и варварских терниц.

Сколь высоко хоровые нети,
Нетлеенные рдеют цвета,
Хоть забросим в бессмертие сети,
Золота наша смерть, золота.

Позовут ангелочки, а туне,
Пировайте ж, садовый нефрит
Мы пили в червоцветном июне,
В каждом лотос кровавый горит.

II

Ложесны закрывайте парчою,
По серебру тяните канву,
Пред успенной астрийской свечою
Нити хорные бьют синеву.

У Чумы на пиру хорошо ли
Торговать васильками, оне
Мертвым суе, гробовые столи
О царевнах темнеют в огне.

Исцветает дельфийский путрамент,
Змеи с чернью шипят за столом,
Хмель виется на тусклый орнамент,
Вспоминают купцы о былом.

Были мы пробиенны Звездою,
С богородными речи вели,
Но за мертвой послали водою
Аонид и сердца соцвели.

Выжгут литии нощные серы,
Свечки розные воры снесут –
Царичей и покажут химеры,
Никого, никого не спасут.

III

Шелк несите сугатный, червовый,
Сокрывайте холодных цариц,
В усыпальницах пламень восковый
Паче лядвий и млечных кориц.

Эти адские кущи впервые
Серафимы не могут забыть,
Розенкранц ли с удавкой о вые
Полагает принцессам не быть.

Что резвятся шафранные феи,
Хватит челяди мраморных жал,
Мрачен бальник исцветшей Психеи,
Упасен, кто аромы бежал.

Мы ль златую весну ожидали,
В сеннаарских гуляли садах,
Всем теперь бутоньерки раздали,
Витокровные свечки во льдах.

Всех нашли и гортензии в косы
Перстной смерти с виньетой вожгли,
И горят желтоядные осы
На патинах садовой бели.

Яков Есепкин

На смерть Цины

Девятьсот четвертый опус

Тушь коринфская мела белей,
С темных вечности нимбов не сходит,
Фавны пали, а всё Апулей
Атраменты златые обводит.

Краснозвездное лейте вино
По устам ли, всемимо, камены,
Испились мы и сами давно,
Кровь слили на востребу измены.

Кущ садовник превывел сей хмель,
Виждь алмазность любви и коварство,
Где за тридевять тленных земель
Нас влекли в тридесятое царство.

Яков Есепкин

На смерть Цины

Четыреста пятьдесят восьмой опус

  Мел стекает со шелковых лиц,
Милых отроков чествуют взглядом,
Век паяцев и падших столиц:
Славен пир алавастровым ядом.

Звезды мертвые имут иль срам,
Кто юниде ответствует пленной,
Ирод ждет нас к себе по утрам –
Вишни есть в сукровице тлеенной.

Всех оплакала твердь Сеннаар,
Шелк ужасен о персях Аделей,
Се и мы без высоких тиар
Меж порфирных лежим асфоделей.

Четыреста пятьдесят девятый опус
.
Хоть с Гекатой в фамильный подвал
Опустимся: июльские вина
Блещут златью, где мраморник ал
И надежды пуста домовина.

И кургузая Цина ужель
Не хмелеет со крови, решится
Яко  розами выцветить гжель,
Вечность адских чернил устрашится.

Но, Гиады, не плачьте, август
Желтой вишней фаянсы литые
Оведет – мы из пламенных уст
Выльем яд на столы золотые.

Яков Есепкин

На смерть Цины

Четыреста пятьдесят шестой опус

Разливай хоть червницу, Винсент,
Парики серебристые с клеем
Увием и закажем абсент,
Как над стойками тайно белеем.

Не Крещение ль сех молодит
Меж снегурочек пляшущих ведем,
Вновь за нами Геката следит,
Ах, с балов мы теперь не уедем.

Вейтесь, Иты, успенной воды
Легче кровь, те меловые пудры
Хвоя выбьет -- и в сени Звезды
Сами будете все златокудры.

Четыреста пятьдесят седьмой опус

Волны, волны, плещите у врат
Виноградных иль Сузских о нети,
Черву пьем, с мелой Идам карат
И забросить ли в амфоры эти.

Набегайте, двоитесь, февраль
Чары любит и пламень морочный,
Будет звезды чеканить мистраль --
Пренесемся во холод барочный.

И не цвесть глинодержцам сеим,
Запечется кровавая пенность,
Мы букетики тусклые им
Всем собросим -- каждите временность.

Яков Есепкин

На смерть Цины

Девятьсот седьмой опус

Что витое серебро таит
Желтый Питер в холодных разводах,
Огнь Венеций уродливых Ит
Обвиет – исторгнемся на водах.

Лей во сеи фаянсы и злать,
Саломея, черничное брашно,
Время пиров ушло, исполать
Серебру, аще душам бесстрашно.

Всех равно по златым ободкам
Отыскали б, витийствуйте, Музы,
К палестинским лилейным цветкам
Проницая кровавые узы.

Яков Есепкин

На смерть Цины

Девятьсот девятый опус

Днесь начиния суще мелки,
Вишни рдятся во уснах меловых,
Свечи златом тиснят ангелки
И виются царевны в столовых.

Что литии полнощно звучат,
Мы ль дневные посты не любили,
Александра уста премолчат,
Рот Иосифа глиной забили.

Ах, воспомнят ли дщери когда
Венценосных отцов надэфирных,
Яко мертвая тлеет вода
Меж губами теней их порфирных.

Яков Есепкин

На смерть Цины

Девятьсот одиннадцатый опус

Держат ныне столовые мглы
Всетрапезные яства и вина,
Флейт чурались волшебных столы,
Яды тлит в меловом гордовина.

Что убитых и чаять – остье
Сех портальные звезды желтили,
Завершай, гормоза, питие,
Вы сотуне плели апостили.

Нам безсмертие мрамор ссудил,
Акварельных ли ведьм упасаться,
Ид порфировый шелк остудил,
Время с башен их желтых бросаться.

Яков Есепкин

МОЛЧАНИЕ

Из цикла «Тристии»

I

Был знак ниспослан свыше, и тогда
Всех страждущих и алчущих любови
В небесные собрали города
И отличали их по темной крови.

Попала в Ершалаим неземной
И тень твоя, вознесшись из Сорбонны.
Не долетели ангелы за мной,
Разбились о ростральные колонны.

И вот, смотри, попадали оне,
Как огненные венчики со вишен,
В призорном источилися огне,
Чу, шелест уст проткнутых еле слышен.

Но что всезлатоусты говорят,
О нашем ли успении рыдают,
Ах, туне, туне церкови горят,
Взнесенных здесь убийцы соглядают.

Хотели тихо Господу служить
И кровию Его сребрить потиры,
Но аще боле некому изжить
Демонов, пусть витийствуют Зефиры.

Пускай они летают в темноте,
Алкают нашей крови черноцветной,
Пусть братия и сестры во Христе
Болеют разве немостью ответной.

Почто князь тьмы потщился на блажных,
Шеломы как юродивые снимут,
Всё скажут рты калечные за них,
А сраму эти риторы не имут.

Всяк мученик пристрастный судия,
Нас так оговорить и не решились,
Лишь вытечет сквозь губы кровь сия,
Немые и поймут -- кого лишились.

II

Одну задачу помни, Теодор,
Легка она всегда для исполненья,
Тому, кто бытия урок на вздор
Иллюзий легковесных и сомненья

Пустого не спешил тотчас менять,
Мечтаньями полночными не грезил,
Курениям бесовским смел не внять
С другими вместе, в свете не лебезил

Пред сильными для выгоды любой,
Глупцов учить величию не тщился,
Был честен перед Богом и собой,
У неба молчаливости учился,

Умел измену другов пережить
Достойно, им суетски не ответить,
Опять хотел зиждительно служить,
Стремился боль попрания заметить,

Могу пространно я такой учет
Вести еще на память, чтобы множить
Достоинств, не отнесенных в почет
Архивов наркотических, итожить

Лишь их, читай, достоинств, чинный ряд,
Их перечень и свиток, но довольно
Ко слову упомянутых подряд,
Могущих объяснить краеугольно,

О чем была каренинская речь,
Какую вспомнил важную задачу,
Рассказчика желая уберечь,
Я слог свой непростительно иначу.

Одно прибавить следует к сему
Унылому тиражу, но молчанье
Здесь вряд ли и уместно, потому
Реку: суетной жизни обещанье

Не стоит выдавать за приговор,
Бежать вослед младому Биндеману
К мосту иль на сияющий Фавор
Глядеть с улыбкой праздною, туману

Словесному отдав честную дань,
Водою казнь, славление водою
Мирского велеречья иордань
Летейская ссеребрит и слюдою

Холодною затянет, ничего
Для взора не оставив и, добавлю,
Я знаю это, более того
Я тождество кривое не исправлю.

Засим, бытийный знак не приговор,
Не адская ловушка, но подсказка,
Символ высокий, если разговор
Темнее в сути, музовская связка

Найдет всегда возможность упростить
Частицы речи темной и предлоги,
Мирволя ей, въедино совместить
Возьмемся мы разрозненные слоги,

Одно еще добавив, как печать,
Внимая знаков фатумных обильность,
Нельзя судьбу иллюзией венчать,
Смотря на даровую ювенильность

Из радклифовских замков, у химер
Седых беря софистики уроки,
Свечной эзотеричности пример
Являя в поздневременные сроки.

Когда с тобой останемся тверды,
На панн сладкую ложь не отзовемся,
Быть может, экстатической беды
Избегнем, сиречь тще не надорвемся.

Задача эта благостней иных,
Юродивым юродивых тиранить,
А хватит нам и кадишей земных,
К чему сердца безумствиями ранить.

Терзаются пускай они себе,
Лиют свое искусственные слезы,
На ярмарках тщеславия в гульбе
Лабазникам хмельные дарят грезы,

Их ирис королевский не спасет,
Отметины злословья не сопрячет,
Ритор блажное «а» произнесет --
Мгновенно фря блеющая заплачет.

Жалеть картинных ведем нам порой
Их кукольник велел с чурным куражем,
Перманент сих мизинцем ткни сырой,
Крушня за тем всбелеет макияжем.

Яков Есепкин

Звездный  мрамор
   
Мы вершниками Бога были там,
Где сады желтеносные змеятся,
Погибших выводя к святым постам,
Доднесь на нас века смотреть боятся.

Звездами их проткнули небеса,
Под мертвым дуновением Борея
Мы вняли гробовые голоса,
Червей нешелковичных лицезрея.

Огнистых подводили нам коней,
Гермес тогда заравнивал дорогу,
По конусам немеркнущих огней
Стезя любая жаловала к Богу.

Элизиум пред нами отблистал,
Истаял Апокалипсис в подсвечных
Снегах, но пуст видений пьедестал,
Сервируют столы для оргий млечных.

Враги теперь глумятся, и рыдван
Конь блед влечет, разбиты колесницы,
Истерзаны аравий и нирван
Песками -- не дошли мы до столицы.

Избрали кровь для горнего письма
И слушали лукавые диктовки,
Пока не проточилась хохлома
В нея сквозь вседержавные почтовки.

А было тем наказано предать,
Их ангелы не баловали глиной,
Героям положенна благодать
Иль казнь векоотравленной мелиной.

Равно благодарение хмельным
От крови евхорической уродцам,
Идут алмазы к ранам теменным,
Тще гои нас таили по колодцам.

В садах предвечных мук, где и Господь
Не властен, кто вкушал хурму гнилую
Восценит разве звездную солодь
И нежных песнопений аллилуйю.

Что аз -- побиты присные полки,
Лежат во прахе адские колонны,
Хоругови заплетены в штыки
Армейские, как тройные драконы.

И смерть не покоробит времена,
Пусть празднуют плебеи пораженья,
Мы выжжем пресвятые имена
Золой во тьме последнего сраженья.

Началу положен конец иной,
Овеивало нас великой славой,
А днесь венец готовится земной
С дедовником, возрощенным державой.

Юродным боле нечего вплести
И нечем винолепие разбавить,
Обилуют Господние пути
Ловушками, от коих не избавить.

Мы сумрак бледный видим по ночам
И вежды пепелит огонь знаменный,
И ты не приближайся к сим лучам --
В них все еще пылает сад истленный.

Эдем ему названье иль Тартар
Свое подарит имя вертограду,
А то земные фурии нектар
Из волковских шафранностей в награду

Алчбе своей бесовской захотят
Испить и внове имя обозначить,
Не важно, мертвых боле не прельстят
Желтушки подсаженные, иначить

Сознанье наше нынче не вольны
Ведем остийных сборища немые,
Темнить воображение, темны
Мы сами, трехходовки непрямые

Смешат умы гроссмейстерские, их
Убогостью гоблинской не смущают,
Зови играть еще колпаковских
Сиречных рогоносцев, завещают

Нам небы дать уроки мастерства
Черемницам и гоблинам сподручным,
Доколь когорта чурная жива,
Ее учить соречьям благозвучным,

Премудростям логической игры
Нам должно, наущать сих невозможно,
А ведают пускай свое норы,
Обсиживают их, героев ложно,

Всетщетно не хотят еще свести
В погибель, аще даже и широка
Стезя такая, Господи прости,
Дадим черемам два ли, три урока

И боле их не вспомним, путь иной
Блестит пред нами, патиной миндальной
Совитый, от юдоли неземной
Ведет он выше, в тьме пирамидальной,

Горимой и точащейся легко,
Скрывая цветность яркую парящих
О Боге теремах, но высоко
Горение златое, настоящих

Картин унылых масляный червец
Пока мы не избыли, хороводят
Пусть ангелы и эльфы, тех стервец
И гоблинов сутулых, чьи изводят

Жалкие силуэты бедных муз,
Являя без конца свое финалы
Обманные и ложные, союз
Тщедушия и подлости каналы

Небесные способен перекрыть,
Одесно духовидческих вельможей
Камен избавить, дьявольская прыть
Несносна, а, поди, за желтой рожей

Честных аристократов разгляди,
Труждаются порою аониды
Премного даром, паки впереди
Бегут всегда одне кариатиды,

Атлантов оттесняя, повторим,
Пусть гоблинов с чермницами взирают,
Еще мы с ними рядом, не горим
Возвестно, царичи ли умирают

В чистилищах и адах, туне рай
Печалится, сюда, сюда вернемся,
Вино Его прелием через край
Серебрянососудный, окунемся

В бессмертие, но лепо желти зреть
Сейчас и лепо мертвым веселиться
Со ангелами, эльфами, смотреть
Нам весело и лепо, как вселиться

Хотят в небесность гномы и желтки,
Как черем в перманенте отряжают
Вперед, а те садов бередники
Минуть претщатся, иродов рожают,

А то и славных деток, но мертвых,
Царевичам успенным дарованных,
Куда влечи прекрасных неживых
Стрекоз чудесных, бабочек сорванных

С черева гусеничного, одно
Мы деток, Богом даренных, не бросим,
Им рай преявим светлый и вино
Серебряною кровию оросим,

Хоть с эльфами подружатся, а те
Их к ангелам сведут, а те червницы
Иные осветлят, где о листе,
О плоде всяком рдеются денницы

Эдемские, где чермы из угла
Глядят, но явно желть не переходят,
Останется душа моя светла,
Смотри, огни райские хороводят,

Серебриться велят, превеселясь
Глядеть на черемное искушенье,
Гнилой какой-то пудрой осветлясь,
Толкутся с гоблинами, подношенье

Опять готовят, яблочко свое
Гнилостное румянят, наливают
Отравой, лож пустое остие
Крахмалят, суповницы остывают

Зеленые и яствия точат
Аромат рядом, ждались нас, так будем
Резвиться, пусть успенных заключат
В объятья напоследок, а избудем

И желтность их убогую, и хлеб
Под яблочною цедрою отравный,
Чрез серебро уйдем червное, где б
Не быть еще, убиет нас лишь равный.

Яков Есепкин

Сафо

Ослеплены свеченьем тусклых лет,
Склонялись мы пред огнищем порока,
Но очи буде горний фиолет
Обвел -- сия не гаснет поволока.

В Элизиуме темный пурпур астр
И образы Руфь пестовала взором,
Серебряные гаты Зороастр
Гранил ее алмазным разговором.

Сновиждений тех краска тяжела
И стерта, аки погребное злато,
Небесная молитва истекла,
Теперь вовек не зрети нам, что свято.

Не зреть когда и нечего жалеть,
Елико это вижденье лукаво,
Мы сами цвет несем и уцелеть
Меж черемниц светясь адничных, право,

Сложней, чем показаться может, им
Претит колес высотных обозренье,
А башни с лепоцветием благим
Страшны и вовсе, тусклое их зренье

Иных картин достойно, посему,
Тем паче наши спутницы юродны
Временные, оставим их чуму
Владелицам, где домы благородны,

Резон какой заразу прививать,
Летит она пускай на оба дома,
Смертям двоим, Фаустус, не бывать,
Одна тебе и мне уже знакома,

Коль с нами вместе чермы дивный свет
Лазурный соглядать сейчас потщились,
Мы сами б возалкали, тьмы корвет
Их прах неси подальше, как решились

Гулянье с черемами совершить,
Отвесть за небоцарствие сиречных
И тем задачку вечную решить,
Закрыть одну теорию из вечных

Теорий, впрочем, все одна другой
Оне, известно мудрым, стоят, паче
Их чаяний, дадим теперь благой
Знаменье небоцветности, иначе

Прогулки наши мрачных свеч витых
В серебряных и червенных тесемах
Не будут стоить, троллей и пустых
Лукавниц, пустотелых черм в Эдемах

И так страшатся эльфы белых чар,
Одесные иные средоточья,
Нельзя отвадить сумрачных волчар
Молочных агнцев, буде полуночья

Готовы новолунные огни,
Секрет открыть еще, помимо смысла
Всездравого внушают нам одни
Черемы неоправданные числа,

Урочные для нечисти балов,
И путают сознательно картину,
Селена лишь выводит из углов
Некрылых, озлащает паутину

Плетенную, а полная она
Иль новая, неважно, эти балы
Порхают внеурочно, нам луна
Мила всегда, каморные подвалы

И те пронзает огнем золотым,
Но хватит отступлений нелиричных,
Наш замысел успенным и святым
Без слов понятен, знаков и вторичных

Яснений не хотят сии, вернуть
На небы из адниц избранных раем
Беремся, значит, благо преминуть
Гордыню и брезгливость, умираем

Хоть с чермами, но есть и в этом свой
Лазурный правый умысел, их лядность
Избудем в небоцарствии, живой
Пусть ведает о мертвом, неоглядность

Вселенская для челяди темна,
А царичам дарует упованье,
Безумствуй, желтомлечная луна,
Великое нас ждет соборованье,

Любили мало Грозного, уж он
Знал цену смерти, казни родовые
Оставим Иродам, навеет сон
Безумец ли, Селена, как живые

Не могут смертных истин обрести,
Вперед, гуляем ныне, мертвых любит
Сильнее чернь убогая, тлести
Иль царствовать, а ведьма не погубит

Небесности виждителей, тому
Искать равенств тождественных не станем,
Привьют хотя бубонную чуму,
Балы земные с водкою вспомянем,

Имбирь, корицу, тмин, еще мускат,
Сунели, куркуму, пион, базилик,
Жасмин сюда бросайте, адвокат
Диавола не прадо носит, филик

Любой парижский, чопорной Москвы
Столетья позапрошлого Фандорин
Вам это подтвердит охотно, вы
Не видели, но дьявольских уморин

Хватится не на то, когда балы
Гремят и снаряжаются чермницы
За нами, должно баловать столы
Питья великолепием, ночницы

Желтушные сверкают пусть, свечей
На конусных подставах собираем
Огнем витую рать, чем горячей
Сиянье, тем одесней, умираем

Единожды, урок такой пример
Являет и Манон, и Мессалине,
Калигуле избавиться химер,
Смотри опять, непросто, бойной глине,

Обитому серебру, хрусталю,
Раскрашенному в стразы, всякой царской
Великой прежде утвари, велю
Я, Фаустус, целиться, чтоб варварской

Испробовать честной текилы той,
Не знающей ароматов коньячных,
Этиловых спиртов ли, золотой
Очищенной нектарности, призрачных

И нежных добавлений (скипидар
И лак для снятья красных перманентов
C ногтей, обувный крем и солнцедар,
И жимолости ветвь, экспериментов

Оставим пальму Веничке, сюда
Не входят), неги нощно ли убудет,
Роится закаминная чреда
Демонов и греховниц пусть, не будет

Без нас ни пирования, ни треб,
Алхимикам даем карт-бланш, патины
Вековые их ждут, в серебро хлеб
Пускай преображают, а рутины

Довольствуют царские мертвецы,
Успенные пажи да камеристки,
Сюда и парфюмерные скопцы
Сойдут, а с ними регенты, хористки

Церковей ложных, водки им свечной
Прелить черед, за конусные блики
Пора, пора и нам от неземной
Беспечности мелькнуть, зане велики

Мы были и останемся, Фауст,
Но ад червных образниц тенедарство
Опасно простирает, яко пуст
Коллегиум замковый, это царство

Не нам теперь обязано дарить
Столовскую возвышенность, колодки
Не нам опять, гишпанцев ли корить
За тяжесть сапогов, черемной водки

Алкать кому, чермам самим, круги
С девятого по первый Дант лукаво
Пока живописует, сапоги
Хоть скинем, завести сии, всеправо,

Далече могут, воя не боясь
Неречниц, гасим, Фауст милый, эти
Виющиеся огни, растроясь,
Они тлееть устанут в адской нети.

Сион, еще Поклонная гора
Таят свои холодные скрижали,
Нас ждут и в Христиании, пора
Тех встретить, коих слогом поражали.

Для нас урочат вечности гонцы
Лишь алые готические латы,
Страдают Букингемские дворцы
Без царских наших теней, у Гекаты

Пускай растят гусей дурных и кур,
Одни спасали Рим, других колечья
Певцов травили в мире, Эпикур
Печальный мог бы с блеском велеречья

Им вынести комический вердикт,
А, впрочем, пусть колодницам на пару
Годуются, их глупость Бенедикт
Еще предъявит городу, тиару

Высокую черед церковным петь,
А нам друзей великих зреть в Эдемах,
Должны невесты белые успеть
И донн алмазных очи на големах

Должны теперь, зане протекторат
Господний всем благим повелевает
Молчать, остановиться и карат
Слезы оставить времени, бывает

Оно всегда угодным палачам,
Певцам иные области и царства
Даруются, как маковым свечам
И здесь гореть нельзя, свои мытарства

В парафиях незримых совершим,
Обман парижской мессы не достоин,
Я знаю, рая нет, когда решим
Вернуться, инок Божиий иль воин

В десятом измеренье встретит чад,
Чтоб вывести на торную дорогу,
За Рейном нет ли персти, вечный град
Над небами внемлет Царю и Богу.

Мы бисером сребрили невода,
Вальпургиевка нас упоевала,
Метохии иль Персии Звезда
Светила псалмопевцам, воевала

Герника с Аваддоном, а певец,
Быть может, Шиллер пламенный, Вергилий
Готовил небоцарствиям венец,
Юнид сводя к офортам надмогилий.

Яков Есепкин

ТРИЛИСТНИК УБИЕНИЯ

I

Только змеи, Господь, только змеи одне
Бьются подле цветков и во яви тризнятся,
Источилися мы, изотлели в огне,
Боле свет-ангелки мертвым чадам не снятся.

Вот безумная нас приманила Звезда,
Разлия серебро, повлачила по кругам,
Новый год отгорит, вспыхнет хвойна груда,
Так опять в Рождество застучимся ко другам.

И беда ж – предали, не Сынка ль Твоего,
Утерявши в гурме, троекрестно распяли,
Против зависти нет на земли ничего,
Царствий куполы виждь, где агнцы вопияли.

Ядно зелие мы будем присно алкать,
Рукава что пусты, святый Господь, нестрашно,
И костями возьмем, станем хлебы макать
С богородной семьей в четверговое брашно.

Хоть отчаянья грех отпусти во помин
Прежних белых годов, опомерти притронной,
И теперь мы белы, яко вешний жасмин,
Только всякий цветок залит кровью червонной.

II

Пред субботой стоим, пред последней чертой,
Красно золото ей из очес выливаем,
В келий пятничных темь кажем венчик златой,
Роз-костей набрали, ни нощим, ни дневаем.

Заступиться нельзя в ту зерцальну купель,
И стодонна ж сия ледовая крушница,
Разве бойным одно, безо нас чтите ель,
Память нашу всчадит ярче огнь-багряница.

Рои демонов бал новогодний чернят,
Чур, лиются птушцы в благовестные звоны,
Чистых бельных невест юродивы тризнят
На сносях, к царствиям их влекут Персефоны.

Господь, трачена жизнь, и стоим на юру,
Тыча жалкой сумой в троекрестье дороги,
Надарили мы звезд ангелкам во пиру,
Перстной кровию нам красить сиры муроги.

Слезы чадов собрать, всем достанет вина,
Ниткой сребряной мор-окарины тиснятся,
Мимо как повезут, вижди хоть из рядна –
Мы серебром горим, всё нам ангелы снятся.

III

Господь, Господь, слезой прекровавой утрись,
Слово молви ль, взмахни рукавом с Ахерона,
Кайстры бросили в персть – змеи алчны свились,
Грознозлатная Смерть белит наши рамена.

Далей нет ничего, всех Рождеств лепота
Сребром красной была да размыта слезами,
Трачен чадов удел, а доднесь золота
Страстотерпцев юдоль, где тризнят образами.

Присный пурпур Звезды с перстов кровию сбег,
И жалкие ж Твое летописцы заветны,
Что пеяли хвалу, слали крушницей снег,
За обман кобзарей разве чада ответны.

Узришь как в золоте оперенья птушцов,
Пухи бельные их кости-снеги устелят,
Ангелам покажи царичей без венцов,
Пусть апостольну кисть эти раны обелят.

Иль во гробе разлей исцеляющий свет,
Ах, мы розы Твое, волошки прелюбили,
И заплакати днесь мочи-лепости нет,
В сраме виждь агнецов – нощно нас перебили.

Яков Есепкин

Асии

Позовут проповедовать нас,
Когда сил для реченья не будет,     
В царстве мертвых пропав, свинопас
О евангельской правде забудет.

И увьет нам уста тишина,
Поелику не будет иного.
Слишком долго гранила волна
В темных водах священное Слово.

Мы и сами как волны, сиречь
Тени их в угасающем следе,
Не достойны вести эту речь,
Вопрошать смерть о вечной победе.

Чем победная славится мгла,
Именитства зачем отменяют,
Аще правда царям тяжела,
Пусть латыни еще отемняют.

А косу расспросить и нельзя,
Только цветность увидеть возможно,
Где отроков невинных разя,
Яти августа светятся ложно.

Красных венчиков сих огоньки
Мы узреем – терние на струпе,
Ярко цели были высоки
И добиты сказители вкупе.

Лживы помыслы, ложны слова,
Истонченное золото веры
Нощно гасят небес кружева,
Сокрывая Господние сферы.

Перст избранничества не туда
Указал из всезвездного крена,
Виждь, горит меж губами вода,
Запеклась в ней кровавая пена.

Яков Есепкин

Памятник

Мы храм возводили из глины
И слезы гранили нам речь,
Но все превратила в руины
Осенняя черная течь.

Сиреневой кровью фиалки
Горят на распутье дорог,
Тенями влечет катафалки
Цирцея в загробный чертог.

Мы здесь ожидали извета,
Летали вверху ангелки,
У Господа белого цвета
Просили – светлить потолки.

И вот сей чертог неохранен,
И вот нас камены манят
В лазури, где тенник возбранен
И мертвых пиитов хранят.

Ах, поздно теперь веселиться,
Прельщать небодарственных муз,
Бессмертным не стоит улиться,
Тристийский стопрочен союз.

Но время речи и молчанье
Возвысить до маковниц сех,
Где красное Гебы венчанье
На царствие милует всех.

Тот дом на Щепке иль на Мойке
Иным нотодержцам вспевать,
Тесно в Малороссии тройке,
Тще мрамором смерть лицевать.

Алмазы нам здесь положенны,
Затем царствий маковых строй,
А сказки на крови блаженны,
А сами усладны игрой.

Летят меловые квадриги,
Камен мировольных несут,
Серебра коснутся вериги,
Уснувших царевен спасут.

Высока помазаний треба,
Притроновый чуден удел,
Розарьи и маки для неба
Вноси, кто Христа соглядел.

Покрытые славой, к Отчизне
Спешили мы, словно гонцы,
Так пусть не язвят хоть при жизни
Терновые эти венцы.

Исчезла святая опора,
И вечно все ж в лунном огне
Парить будет пепел собора,
Как памятник нашей весне.

Яков Есепкин

Пастель

Египетская цедра над метелью
Сменилась топким цеженным огнем,
И жалованный снег предстал купелью,
И слух потряс Зевес, рассеяв гром.

В цезийское пространство ход отверст,
Искрится фиолетом чермный перст
Антихриста, но вечно существует
В природе роковая правота,
А днесь ее вместилище пустует,
В каноне солнце Божия перста.

Елику смерть о черном балахоне
Куражится, поклоны бьет, вино
Из сребренных куфелей (на агоне
Убийц холодных, прошлое темно

Каких, летучих ангелов отмщенья,
Заказчиков расплаты, иродных
Мелированных ведем, обольщенья
Не ведавших иного и родных

Отцов невинных мальчиков кровавых,
Царевичей всеугличских, царей
Развенчанных в миру и величавых,
Помазанных их дочек, пастырей

Грассирующих преданных урочно,
Без серебра алкавших крови их,
Алмазных донн и панночек, бессрочно
Почивших в Малороссии, благих

Когда-то, ныне желтыми клыками
Украшенных садовников, хламид
Носителей колпачных, брадниками
Крадущихся вампиров, аонид,

Небесной лазуритности лишенных,
Жертв новой гравитации, другой
Колонны адотерпцев оглашенных)
Лиет вольготно в скатерть, дорогой

Пейзаж для сердца, из венецианских
Замковых окон видимый, темнит
Личиной злобной, дарует гишпанских
Высоких сапогов короб, теснит

Сама еще белесых наших гостий,
Блондинок, сребровласок, чаровниц,
Но только натуральных, ведем остий
Им кажет черни, сумрак оконниц

Почти и новогодних застилает
Хитонами ли, бязью гробовой,
Молчит, а то собачницею лает,
А то взывает чурно, кто живой

Откликнись, будем пир одесный ладить,
Еще играют Шуберта в саду,
Моцарта явствен шаг, музык усладить
Чарованных готовый, заведу

Сейчас, а снег декабрьский не помеха,
Чем далее, теплей он, милых дев
И другов честных в царственности меха
Сибирского, пушнины, разглядев

Какую ведьмы в зависти лишь ахнут,
Гагаровой к вишневым деревам,
Здесь вишенки мороженные чахнут
В корице сахаристой, кружевам

Желточным их пойдут сирени пудры,
Как всякую любовно обернем
Бисквитами и сдобой, были мудры
Евреи местечковые, рискнем

С царевишнами к ним соединиться,
На маковые ромбы поглядеть,
Бывает, царским кухарям тризнится
Обилие столешниц этих, бдеть

Сегодня им о яствах непреложно,
Пускай засим рецепт перенесут
В палатницы хоромные, возможно,
Еще царей отравленных спасут,

А смерть, гляди, опять кикимор дутых
Презрев, лиет по скатерти вино
Из битого начиния, согнутых
Юродливо бокалов, решено,

Пируем хоть с мертвыми рядом, сверки
Теперь не нужны, истинно чихнем,
Покажутся тогда из табакерки
Черемницы и черти, сих огнем

Порфировых свечей осветим, ярка
Заздравная свечельница, когда
От жизни и не видели подарка,
Что ж требовать у смерти, иль сюда

Нелегкая внесла ее, угасло
Сколь денное мерцанье, так одно
Ей в ноздри вклеим розовое масло,
Боится роз косая, а вино

Хоть криво, но лиет еще, отравней
Сыскать непросто будет, а куфер,
Хоть бит, как прежде полон, благонравней
Презреть и нам развратных, Агасфер

Теперь сих отравительниц не любит,
Я знаю, много брали на себя,
Шутили не по делу, сам и губит
Пускай адскую челядь, пригубя

Несносное отравленное пойло,
Реку вам, други, ладите балы
Пировные, гостям рогатым стойло
Всегда найдется, царичам столы

Пусть нынче камеристки сервируют,
Смотреть люблю движенья, угодить
Хотят оне успенным и балуют
Живых, кому за кем еще следить

Один сегодня помню, тьмой беленье
Скатерное кривым не очернить,
Мы выстрадали благое томленье,
Бессмертию не стоит временить,

Когда цари пируют вкруг одесно,
Когда живые царичи, а сих
Невесты ожидают, благовестно
Такое пированье, бабарих

Здесь можно смело к чурным приурочить,
Молчание их выдаст, нам пора
Дела вершить земные, не сурочить
Невинно убиенных, за одра

Червницу не зайдем и возалкаем
Суда великонощного, коль яд
Иных берет, черноту отпускаем,
Тлести ей меж эльфиров и наяд,

Одну, пожалуй, косную оставим
Чермам во назидание, перчить
Начнемся белым пересом, заправим
Лукавые мозги, сколь огорчить

Решит смешного рыцаря, сиречить
Возьмет опять привычку, совлекать
Царевн в альковы, стольников увечить,
Иродничать и ёрничать, алкать

Веселия на тризнах цареносных,
На службе у порока зреть святых,
Орать безбожно, фей златоволосных
Лишать воздушных нимбов золотых,

Греми пока, нощное балеванье,
Замковые ансамбли заждались
Музыки и акафистов, блеванье
Кашицей мертвой суе, веселись,

Товарищество славное, Селены
Взывает свет, нести быстрей сюда
Фламандские холсты и гобелены,
Рельефные гравюры, стразы льда

Хрустального, шары чудесных фором,
Сребряные, порфирные в желти,
Витые алебастрами, узором
Диковинным горящие, внести

Быстрей велю и блюда выписные,
Фаянсами разящие гостей,
Алмазовые рюмки, именные
Суповницы из крымских областей,

Орнаментные амфоры, куферы
Красные, изумрудные мелки
Для ангелов, точеные размеры
Отметить возжелающих, лотки

Со яствием нездешним, на капризы
Рассчитанные, негой кружевной
Богатые кофейники, сервизы
Столовые, молочниц пламенной

Ансамбль еще, пирожницы, свечений
Держатели вальяжные, чайных
Китайских церемоний и печений
Гофрирный антураж, пироносных

Конфетниц череду, еще креманки
Холеные, цветовья севрских ваз,
Пируем, аще балов самозванки
Зерцальниц не преидут напоказ,

А серебро прейти сим невозможно,
Пусть плачут в стороне, взирая наш
Горовый пир, напудриваясь ложно,
Чтоб время обмануть, резной лаваш

Им снесть, а то для пифий горемычных
Украсть вина куферок, пармезан
Стянуть при верном случае, клубничных
Желе набрать украдкой иль нарзан

Какой хотя кианти на замену,
Иль мусс, иль кухон сливочный, грильяж
Наладить в туесок, вторую смену
Им жариться едино, сей типаж

Знаком балам и нами узнаваем,
А ну, чермы, офорты геть чертить
Куминами и фенхелем, бываем
Нечасто рядом, бойтесь осветить

Чихающие рожицы, берите
Сиреневые пудреницы, тушь,
Паршу невыносную, хоть орите
В себя, покуда краситесь, на чушь

Адскую мы елико не разменны,
Помазание ждет нас и престол,
Как могут бысть куферы мертвопенны,
Пьем здравие, серебро этот стол

Разбойное не может изувечить
Соцветностию мертвой, нам оно
Всегда служило верой, бойтесь речить
Ползвука, если в серебре вино.
•