LXI

Больно видеть, Господь, воскресения свет,
Розы свежие нам и не бросили в гробы,
На скатерки с вином излился черноцвет,
Каждый потчевал здесь хлебосольные сдобы.

Только вежды цирцей нерассказно страшны,
Только наши персты не имают колечек,
Их не снять и слезой не прелить ложесны,
Травны мы от воды черных кривичских речек.

И чистец перешли, и раздали цветки,
И, Господе, поем в жизнетратных адницах,
И на горьких венцах все горят лепестки –
Чернь воспомнит еще о стозвонных музыцах.

LXII

А и блеклые наши цвета
Восприветит Христос, чтоб явиться
И речи: «Кровь сиих излита,
Время ею настанет дивиться».

Узрит Он и розарный тернец,
И сиреней исцветья златые,
Повелит в свой заплести венец
Маргаритки, они ль не святые.

Как не станется красных цветков,
Не достанет Христосу любови,
Мы накрасим еще лепестков –
Яко рдятся прелитые крови.

LXIII

Кричат с высоких колоколен,
Точатся маковки златые,
Пресечь Христос один и волен
Сии кликушества пустые.

Глагольте, ангелы, возвестно,
Как не звонят, хотя снемеют,
Витым черницей Слово лестно,
Благих ли жалобить посмеют.

Не хватит краски на церкови –
И что гореть всезлатно митрам,
Тогда слиются нашей крови
Ручьи ко Божиим палитрам.

LXIV

Будут мертвые эльфы парить,
Расточаться во цвете багровом,
И тогда нас решат одарить
Всецветенными светом и Словом.

Змеи выели ярь-очеса,
Возгляните: се черные свечи,
А еще подаем голоса,
Яд лием со немеющей речи.

Свет нагорный огонем пронзит
Фарисейские тризны и свечки –
И речения кровь исказит,
Мы ее завивали в колечки.

LXV

От любови, Господь, мы и стали черны,
И лебяжьи пуха по тщете растеряли,
Как церкови горят и краснятся млыны,
Изнемеем теперь, аще кровию пряли.

И стоим пред Тобой без юродных венцов,
Чтят венечную Смерть родовые пенаты,
На чужбине Твоих собивали агнцов,
Слезы их упеклись в терневые караты.

Только мы и сличим воздыханье чумы,
Червный цвет прелия в гнилостные короны,
Паки звучны, Господь, золотыя псалмы
И рыдают о нас колокольные звоны.

LXVI

Нощно выльется красочный цвет,
Источатся всегорние блики,
И положат нам править Завет,
Яко были во смерти велики.

А вчера еще тлели красно
Богоданные эти цветочки,
Горькой кровию станет вино –
Так расставим одесные точки.

Саван днесь уготован Христу,
Фарисеям и мы удивимся,
Златом вырдеет лист ко листу,
В белой ветоши только явимся.

LXVII

А злата мертвые не имут,
И что коронами считаться,
Венцы нецветные изнимут,
Начнем с тенями обретаться.

Мы ждали Господа в юдоли,
Его прихода золотого,
Чрез смерть реча Ему – глаголи,
Сиянней житий это Слово.

Алкать великую субботу
Всем положат, кто неумолен,
И мы кровавую блевоту
Прельем со черных колоколен.

LXIII

Нас Господь и умерших простит,
Паки рано во пире глумиться,
Всуе ангел Господень слетит,
Мы устали смертельно томиться.

И соидем на Божий порог,
Житие мы влачились, довольно,
Кровью ль нашею белен мурог,
Так цветенье его божевольно.

Белый клевер воспыхнет в огне,
Зацветутся льняные сорочки,
Ах, белее и Смерти оне,
А за ними – кровавые строчки.

LXIX

Только черной весной и неможно дышать,
А минули, Господь, первоцветные зимы,
Скоморохам легко аонид потешать,
Аще мы всебелы и срамно уязвимы.

Тратной краска легла, но забили цвики
Из чистец-серебра в лазуритные крышки,
Волошковые ниц обронили венки,
Расписали их тлом – и ни дна, ни покрышки.

Слушай, Господе, звон, это мы презвоним,
И лиются со губ кровотечные слоги,
Не сносили голов, хоть костьми охраним
Василечки Твое и златые чертоги.

LXX

Лишь сиреневый цвет отомрет,
Вертограды постелятся кровью,
Убиенных Господь изберет,
Чтоб сиих воспытати любовью.

Мы тогда золотые венцы
И наденем искосо-кроваво,
Яко Божие эти птенцы,
Хоть горятся пускай величаво.

Как Христос из терниц золотых
Всех превидит, в лазурь облачимся,
Не узнать и возможно ль святых –
О кровавом пуху мы влачимся.

LXXI

Субботы красной литании
Сменятся горней благодатью,
Как нет во золоте мессии –
И то ли путь Его к распятью.

А путь сей розами устелен,
Крестоношения страстного
Преложна треба, и нателен
Цветок в крови, и рдеет Слово.

Были мы рядом и немели,
И всем на шеи роз хватилось,
Одно алкати лишь посмели:
Чтоб имя Божие святилось.

LXXII

Будет время и мы изречем
Сокровенную правду витиям,
Огонями их клуб рассечем,
Паки зрети Христа лжемессиям.

Станут долу глядеть васильки,
Змей колодных покроют крестами,
И тогда Иисусу венки
Доплетем гвоздевыми перстами.

Слова Божия нет всеправей,
На устах ему кровью вскипаться,
А не станется горьких кровей –
Мы и будем в огонь заступаться.

LXXIII

Светлой пасхи, Господь, озолотный венец
Все красней и златей ото лет панацеи,
Так чернится одно в наших бельмах свинец,
Юровые цветки собирают Цирцеи.

Извели нас теперь в монастырских пирах,
Воскресения мы богорадостно ждали,
И холопский к Тебе загудел вертопрах,
Камелоты темны, где святые лядали.

Низошедший с небес на гробницу живу
Благодатный огонь меж левконий чумеет,
Прелегли мы, Господь, во чистец-мураву
И серебром залить чад никто не посмеет.

LXXIV

И пред пятницей ясен страстной
Безнадежный четверг во священье,
Не алкали мы веры иной,
Как Господнее вняли реченье.

А куда из юдоли бежать,
Персты битые, головы ницы,
Станем красные венчики жать,
Бледной смерти глядеться в очницы.

Снег апрельский покроет луга,
На которых успели сыночки,
И чрез кровь со чистец-четверга
Мы протянем Христосу веночки.

LXXV

Пылают горние чертоги,
Во красных маковках им рдеться,
Не узреть ясные пороги –
Так будем в золото глядеться.

Сотлела Божеская манна,
Нет за хлебницами и корок,
И персть для странников небранна,
И от небес виется морок.

Христу даяния приимут,
Мы исторгнем худые крови,
И света мертвые не имут,
А выше этой нет любови.

LXXVI

Звезды Божии с неба падут
И ожгут наши сирые лица,
И архангелы мертвых найдут,
Чтоб со кровию лилась музыца.

Их в двуперстиях станем держать,
Вспламеняя молчащие лиры,
Яко ангельский слух ублажать
И не могут церковные клиры.

Кровь стечется из ран гвоздевых,
Пламенеть будут мертвые течи,
И чрез Смерть во пресладу живых
Мы затеплим кровавые свечи.

LXXVII

И алмазный венец от иродных страстей
Потемнел, нам, Господь, тройки черные мнятся,
Предают на земле богородных детей,
А засим до Суда в пированьях бранятся.

Буде вера -- свеча, так сгорела она,
Нету боле в пирах золотых этих свечек,
Нету маковых яств и церковь снесена,
И золотят огни шерсть закланных овечек.

Чрез адницы прешли да сотлелись во рвах,
Нашей кровью, Господь, расписали фронтоны,
Воронье и горит на убельных церквах,
И гнетут алтари нощно мертвые стоны.

LXXVIII

Станут белые росы пылать,
Загорятся волошки честные,
И тогда мы речем: исполать,
И наденем венцы именные.

Всех по ним распознают, одно
Как возможно спасти убиенных,
Бродит кровию Божье вино,
А и мы о ромашках сотленных.

Персты наши омоет дождем,
Кости ль бросим, а в плоти явимся
И цветки на могилах прейдем,
И Господним цветам подивимся.

LXXIX

Зачем и мертвых убивают,
Они греховность искупили,
Цветочки горние срывают,
Сиими красят Божьи шпили.

А к нам преложно дотянуться,
Успенны эти звездоимы,
Не возлететь и не вернуться,
И мы – елико пилигримы.

Бредем и ран своих не кажем,
И кровь лиется из отверстий,
Но выйдут гвозди, мы укажем
Распятья течивом двуперстий.

LXXX

Всекрасно же алмазам гореть
На коронах царей убиенных,
И железами их не стереть,
И не вынуть из терний сотленных.

Востекут золотые ручьи,
Истемнятся пустые узоры,
Молвят ангелы – это ль сии
Венценосные в смерти уборы.

Яко, Господи, нас не спасут
И преложны лазурные троны,
Хоть во крови пускай отнесут
К небоцарствиям эти короны.